- Ты получаешь какие-нибудь вести от сестры? - спросила Русланова.

Зоя поглядела на нее как на сумасшедшую.

- Я не получаю писем.

- Наверняка у тебя есть разрешение на переписку. У меня есть. Я имею право отправить два письма в год, и мне разрешено получить два в ответ. Тебе надо обязательно выяснить свои права.

- Непременно спроси у них, - вмешалась Зося. - Если не получишь удовлетворительного ответа, я обращусь в Организацию Объединенных Наций.

Зоя спросила. Ей ответили, что в силу тяжести ее преступлений ей разрешено посылать лишь одно письмо в год и соответственно получать одно письмо в ответ.

- Тогда почему же я до сих пор не получила ни одного? - возмутилась Зоя.

Надзирательница поглядела на нее с ненавистью.

- Враг народа не может чего-то требовать. Считай за счастье, что тебя не расстреляли.

Во взгляде Зои сверкнула такая же неприкрытая ненависть.

- Счастье? Здесь? Я хочу послать письмо! Это мое право.

Надзирательница едва взглянула на нее.

- Ты дождешься у меня, получишь свои права.

В тот же день Русланова закатила сцену. Со свойственной ей решимостью она направилась к двери и колотила по ней до тех пор, пока не появилась надзирательница.

- Вы что, не понимаете, что здесь невозможно читать? - заявила она. - Лампочка еле светится. Что-то надо сделать.

На следующий день Зою и Русланову отправили в карцер. Это были узкие камеры чуть больше метра в ширину и два метра в длину. Никакой мебели, лишь вдоль одной стены тянулись похожие на отопительные батареи трубы. Окон тоже не было, скудный свет шел только от лампочки, висевшей под самым потолком. В камере было холодно и сыро.

Зоя потрогала трубы. Они были ледяными, что и объясняло царивший в камере холод.