Но другого пути у него тоже не оставалось; в силу своего извечного властолюбия, Ельцин не успел подготовить себе замену. Он органически не терпел подле себя тех, кто был сильнее и умнее; люди, имевшие хоть мало-мальски собственное «я», безжалостно изгонялись им со двора.

Возможно, будь Ельцин холостым или бездетным, он мог бы еще добровольно сойти с дистанции, но за его спиной плотным заградотрядом стояла семья.

По прошествии времени президент станет уверять, что родные, напротив, чуть ли не отговаривали его от участия в выборах.

«Наина очень не хотела моего выдвижения. Да и меня самого постоянные стрессы совершенно измотали, выжали все соки», – пишет он, например, в последней книге своих мемуаров «Президентский марафон».

Разумеется – это очередной блеф. Еще осенью 1995-го, когда Ельцин свалился со вторым инфарктом (стране объявили тогда, будто у него обострилась ишемическая болезнь сердца), Наина с Татьяной не позволили врачам сделать ему коронарографию. На все уговоры лейб-медиков, что промедление смерти подобно, любимые женщины президента отвечали предельно честно: «Вот пройдут выборы, тогда и делайте, что хотите». (Знаю доподлинно, со слов участников консилиума.)

И не то чтобы они ненавидели главу семейства, вовсе нет. Просто коронарографию – сложнейшее сердечное исследование – невозможно было проводить в стенах кремлевской больницы, требовалось везти пациента в кардиоцентр, сиречь в заведение открытое, где утечек избежать просто не удалось бы. (Всякий раз, когда президент оказывался на больничной койке, окружение принималось упражняться в изворотливости и красноречии, дабы скрыть от народа истинные причины недугов. Фраза о «крепком президентском рукопожатии» навсегда вошла в анналы придворного хитроумия.)

211