Михаил Козаков «Крушение империи»

И тут он своим грудным, проникновенным голосом, снискавшим ему немало поклонников на думских хорах, произнес краткую речь о санитарах на поле жизненной борьбы - ту самую речь, которую Петр Михайлович впоследствии повторил от своего имени нетерпеливому журналисту.

Но сдержанный штабс-капитан, несколько чуждый патетики своего старого друга, пропустил в его речи несколько фраз:

- …Этой потребности в сочувствии, - убеждал его Лев Павлович, - соответствует обязанность свято хранить услышанные признания. Горе духовнику, Петруша, выдающему тайну, которая ему доверчиво сообщена. Ему, как говорил в древности Номоканон, надлежит «ископать язык»!.. И потом, знаешь, Петруша, - ох, все правы и все виноваты. На то и страна у нас такая - Россия!.. А к тому же, - Лев Павлович оглянулся по сторонам, проверяя, одни ли они сидят в кабинете, не переступил ли в эту минуту порог кто-либо третий. - К тому же, Петруша, имеет смысл иметь с нами каждого лишнего человека, которого «советчики» спасти и не подумают, а погубить - захотят. И он будет знать, кто его спас.

Лютик невольно улыбнулся в свои нависшие пшеничные усы.

- Я так занят, так занят, родной Петрусь, а приходится вот чем заниматься, - менял искусно Карабаев тему разговора. - В мое министерство поступают отвратительные сведения.

- Да что ты?

- Анархия!.. Началась бесшабашная мужицкая конфискация помещичьих земель. Никакого политического рассудка, никакой политической программы - сплошное беззаконие… Черт знает что! Это гибель для продовольственного дела. Помещик был, и помещик, как хороший хозяин, должен остаться. Яровые посевы неизбежно резко сократятся, - вот увидишь