«Крушение империи»

- Да, мы станем интеллигентами в Алешином смысле, - подавал свой голос и Федя Калмыков.

- Вы хотите нас убедить, Максим Порфирьевич, - не унимался Алеша Русов, - что самое важное - это, став врачом или инженером, устроить свою личную жизнь, как чеховский Ионыч, например. По вечерам вынимать из всех карманов кредитки, добытые за день от пациентов, покупать дома и имения…

- Я вам совсем о другом говорил, - негодовал Максим Порфирьевич.

- Ну, конечно, конечно о другом, - смиренно язвил Алеша. - Вы громили бескультурье. Личную жизнь надо устроить культурно. Чтобы в гостиной на столе стоял бронзовый Мефистофель, лежали переплетенные комплекты «Нивы», а на стенах развешаны репродукции Бёклина. У Ионыча, наверное, так и было…

А на нищую, бедственную жизнь масс - наплевать, а с неслыханным произволом - мириться…

Да, Федя преданно любил братьев Русовых. Он целиком полагался на их вкус, знания и суждения.

…В доме Максима Порфирьевича Федя познакомился с его братом - Николаем Токаревым.

У молодого рабочего были такие же, как у Максима Порфирьевича, густые и колючие, словно подстриженные, рыжеватые брови и глубоко уползшие светлые глаза. Они всегда были направлены на собеседника, всегда с некоторым любопытством рассматривали его.

От Николая Токарева всегда пахло кожей. Запах ее пропитал всю его одежду. В руки въелся дубильный экстракт, с которым приходилось иметь дело на заводе, и на пальцах, на сгибах суставов, оставались и после работы зеленовато-желтые заеды-пятна.

С одной поры дубильщик Токарев приобрел известность на заводе, стал популярен среди рабочих. Это случилось тогда, когда приехала днем в Ольшанку полиция и арестовала нового рабочего, Сенченко, - такого же дубильщика, как и Николай.

Рабочего увезли, но в тот же день Токарев созвал в своем отделении несколько рабочих и подбил их пойти к Карабаеву.

144