Михаил Козаков «Крушение империи»

- Чепуха! - отмахнулся с усмешкой Федя. Он решил выяснить то, что его интересовало:

- А в Петроград возвращаетесь? Или нет?

- Думаю, конечно.

- А скоро, Петр Никифорович?

- Думаю, конечно, - повторил неопределенно Кандуша.

- На завод опять?

- Известное дело: табельщиком. По специальности, Федор Мироныч.

Они подходили к перекрестку двух улиц. Кандуша остановился на минуту и поворотом головы указал на свое поврежденное плечо:

- На заводах во как - кости ломают, Федор Мироныч. Протянул руку в сторону городового, стоявшего у извозчичьей биржи, и сердито добавил:

- Вот эти самые. Фараоны.

- Сволочи! - выругался Федя от души. Пантелейка воодушевился:

- Известное дело: куда иголка, туда и нитка, а куда царь - туда и псарь!

И он рассказал вдруг - ничего не утаивая, подробно - все, что мог, конечно, рассказать о бурном дне на Сампсониевском проспекте.

Но прихвастнул; выходило так, что каким-то образом он и был тот человек, который убил остервеневшего безрассудного прапорщика.

«Оттого и удрал сюда», - подумал Федя.

- Вот вы меня под сачком и держите, - сказал Кандуша, выпалив невольно, по привычке, одно из обиходных выражений охранки.

- Что значит: я вас «под сачком»? - недоумевая смотрел на него Федя.

Кандуша спохватился:

- Как бабочку, пипль-попль! А все от моего чистого доверия к вам, товарищ Федя. От дружбы… от совместного сицилизма, полагаю так!