Михаил Козаков «Крушение империи»

Коротко рассказав об этом Сергею Леонидовичу, Громов напомнил хозяину квартиры:

- Что за случай был, - а?

Он ничего не пропускал мимо ушей, он был пытлив, по-своему придирчив к каждой мелочи. Эту черту его характера Ваулин давно уже приметил и старался, как мог, перенять ее у опытного конспиратора Андрея Громова.

- Набрал я, значит, Андрей Петрович, вчерась и сегодня гранку и - в акурат ее веревочкой, петелькой! Чин чином все. Идти, значит, уже с работы, - я эту штуковину возьми и запрячь за пазухой. И незаметно, конечно, придерживаю: руку вроде к сердцу прикладываю. Ну, так и иду в меланхолии вроде. А рядом со мной еще человек пять по коридорчику. Бац - остановочка! Василий Иваныч, метранпаж наш, стоп, говорит, дело есть. «Какое такое дело?» - думаю. «Заработать, говорит, друзья, желаете?» А сам руку мне на плечо кладет и не снимает. Ну, думаю, пропал я! Истинное дело, пропал!.. Старый-то черт, Василь Иваныч, подсмотрел, наверно, и нарочно разговор повел… Доставит к хозяину, - иначе как же? Руку я от сердца, конечно, вниз, чтоб подозрений не было, - верно, Андрей Петрович?

- Тебе видней! - повел бровью Громов.

- И вдруг телом чувствую: шрифт, батеньки мои, за пазухой-то рассыпался, - а? Василь Иваныч поверх очков глядит на нас, все больше на меня, что-то говорит насчет ночной смены, а в ушах у меня шум, уши - ровно ветром забило. А свинец-то до ремня на брюхе упал, оттянул рубаху, во что!.. Переступил я с ноги на ногу, а шрифт, батеньки мои, помаленьку кап-кап на пол. Буквочка за буквочкой! «Что делать? - думаю. - Так, думаю, вся гранка, господи, прости!» Схватился я руками за живот, а Василий Иваныч мне: «Чего, говорит, с тобой, Ваня?» А я корчусь, корчусь… Простите, говорю, такие, говорю, дела требуют, а сам в отхожее спасаюсь. Вон какое дело было, Андрей Петрович… Жениху-то только шрифт достался. Заново, выходит, по такой случайности, надо набирать им. Они сами там сделали наборную кассу и научились набирать: студент самый и другие, - пояснял Ваня Кудрину.