Михаил Козаков «Крушение империи»

- Смеетесь, - угрюмо потупил глаза Кандуша. Лицо его посерело, как жесть.

- Да нет, я серьезно. Очень серьезно, Пантелеймон Никифорович, - впервые назвал его полным именем Теплухин. - Даю деньги. И не малые.

- За что?

- Деньги, Пантелеймон, слепы: за что отдаешь - не видят.

- Ну, а человек?

- Человек видит, что ты прав. Даю деньги, чтобы, забыли мы с тобой все, - понятно? И чтобы ты всегда помнил, что ты их взял! - открыл свои намерения Иван Митрофанович. - Карты .розданы, Пантелеймон Никифорович. Играем в открытую, в колоде больше нет.

- А что козырь? - стиснув зубы, заиграл желвачками на лице Кандуша.

- Козырь? Ум, понятливость - вот что козырь! Соображаешь?

- По мере скудных сил, Иван, Митрофанович!

- Скудных… шутник ты, вижу, Пантелеймон! У всех умных людей много общего, брат. Скажи: меня дураком считаешь, нет?

- Гос-споди боже мой, что только скажете!

- Ну вот. И я твою башку ценю. Ты знай: ценю!

- Боитесь… - криво усмехнулся Кандуша своим собственным мыслям. - Остерегаетесь чего-то.

- Конечно, остерегаюсь! - весело сознался Иван Митрофанович. - Скажи я иное - все равно не поверишь. Не так? Я остерегаюсь, да и ты святого не корчь! Ну-ну, не изображай невинность! - все с той же обезоруживающей веселостью, но с угрозой в голосе сказал Теплухин в ответ на удивленное поджатие кандушиных губ. - Ведь карты на стол выложены, все масти видны. В свой страх не веришь… а хочешь, мы эту карту разыграем? Начистоту! Хочешь?