Михаил Козаков «Крушение империи»

Но в общей сутолоке не понять было, на кого указывает рука девушки в желтой замшевой перчатке. Хватали друг друга за рукав и за воротники пальто, хватали неповинных людей, вспыхнула перебранка.

Пользуясь общей сутолокой, Кандуша исчез.

Через несколько минут Ириша увидела Асикритова. Он стоял за столом и, орудуя длинным пекарским ножом, резал колбасу и перебрасывал ее на соседнюю стойку.

Поглощенный, казалось, таким же занятием, стоял рядом с ним какой-то инженер в путейской шинели с красным бантиком на груди.

- Дядя Фом, урра! - подскочила она к журналисту. - Да здравствует…

- Да здравствует, Ириша! - закричал он, не дождавшись конца ее фразы. - Бегу, девонька, в Таврический. А ты куда?

- Мы на грузовике хлеб сюда привезли, а теперь и я туда. Я там целый день почти. Вот это жизнь, дядя Фом!

- Ромео своего видала? А я имел честь лицезреть вчера!

- Нет… - покраснела она, догадавшись, о ком шла речь. - Где он? Что с Ваулиным… ради бога!

- Ха-ха-ха-а! - залился вдруг смехом Фома Матвеевич. - Один, понимаешь, сапог черный, а другой - земгусарский, желтый! «Как это вы так?» - спрашиваю его. Ох, ты бы на него посмотрела только!

- Да где же он? Где?.. Он пожал плечами:

- Чего не знаю - о том врать не буду, Ириша.

Она выволокла журналиста из-за стола и накинулась на него с расспросами.

Губонин незаметно очутился рядом с ними и стал прислушиваться. Через десять минут он покинул гудевшее ульем помещение столовки.