«Грани русского раскола»

Кстати, в пользу староверческой окраски низов свидетельствуют и факты невиданных гонений на иерархию РПЦ. В изменившихся государственных условиях этим низам, ставшими верхами, не нужно было долго размышлять о том, как поступать с чуждыми русской душе проповедниками никонианства, которые всегда обслуживали ненавистных богатеев и чиновничество. И Сталин неизменно ориентировался именно на эти слои, понимая, что от них зависят его политическая популярность и личное возвышение. Этим объясняются и риторика, и поведение Сталина, в которых преобладал привкус религиозности, что давно подмечено в литературе. Практически он стремился к утверждению новой религии, понимая, насколько восприимчивы к этому его сторонники и почитатели. Отсюда и его настойчивые усилия по созданию культа Ленина, насаждение – по сути, религиозного – поклонения ему, что шокировало многих большевиков-интеллигентов с дореволюционным стажем. Отсюда и знаменитая сталинская русофилия, превозношение доморощенного и нетерпимость ко всему иностранному. Новый вождь утверждался в рамках «фирменной» беспоповской староверческой психологии, обретшей новый, теперь уже государственный, формат. В этом смысле можно говорить о том, что старообрядческий проект состоялся, но состоялся уже в исторических рамках советской России. Такая исследовательская новация совершенно не вписывается в господствующую историографическую традицию. Современная историческая наука продолжает видеть русское старообрядчество исключительно сквозь «оптику» ущербной конфессиональной статистики, доставшейся с дореволюционных времен. А этот взгляд, доказывающий маргинальность староверия, не располагает к каким-либо серьезным размышлениям.

532