«Рудобельская республика»

прибавилось. Вот мы, значит, расписали, кому за каким делом глядеть. Я пока остаюсь за председателя. Максим Левков будет волостным комиссаром, Микита Падута пусть заведует земельным отделом, Ничипор Звонкович — лесным, Левон Одинец — продуктовым. Молокович Прокоп будет военкомом, за секретаря — Сымон Гашинский, Максим Ус — уполномоченным по учету панских имений и шляхетских хуторов.

— А землю кто будет делить? — спросил Иван Ковалевич.

— Для этого у нас комбед есть: Микодым Гошка, Параска и вот дядьку Терешку дадим им в помощь.

— Весь век беда мной командовала, а теперь, лихо ее матери, я ею покомандую, — поправляя саблю, вскочил Терешка.

— Он кладовщиком сгодится,— посмеивались мужики.

За окном послышался конский топот. Кто-то соскочил с коня. В освещенный двумя лампами зал вошел заляпанный грязью хлопец в залатанном коротком кожушке. Соловей сразу же узнал Сымона Вежавца, того самого, с которым они подпиливали мост у Ратмирович. Сымон был партизанским связным на станции — обо всем, что там происходило, сообщал Соловью или Левкову. Вошел, поздоровался:

— Вечер добрый в хату.

— Какой там вечер? Сейчас петухи баб будить начнут, — отозвался кто-то из темного угла.

Сымон подошел к Соловью:

— Как вы говорили, так мы все и сделали. Два вагона отцепили, а что в них — не знаем, пломбы висят. Только немцы погрузились в эшелон, не успел машинист еще свистнуть, а мы с Амельяном — под вагон. Крюк слабый-слабый был, мы его освободили и стоим. Паровоз запыхтел и тронулся. Слух есть, что в те вагоны сгрузили они все, что в Холопеничах, Хоромцах и других селах награбили.

— А кто же у вагонов остался?

— Амельян с нашими хлопцами сторожит. Меня послали, чтоб узнать, что с этим добром дальше будет.

— Пошлем туда Левона Одинца. Это по его части. Разберется что чье, раздаст людям, а панское — в общий котел. Ты погоди немножко, Сымон. Сейчас афишки тебе дадим. На станции и в селах прилепишь, чтоб знали люди,

162