«Рудобельская республика»

Шагая по перрону, Соловей услышал знакомые голоса и глухой стук. У хвостового вагона красноармеец с винтовкою в руке покрикивал на прохожих:

— Проваливай, проваливай, не задерживайся!

— Неужто Степка?! — обрадовался Соловей.

Навстречу выдвинулась винтовка.

— Проходи направо! — крикнул часовой.

— Чего доброго, еще сдуру и выстрелишь, — спокойно ответил командир.

— Хлопцы, Александр Романович здесь! — обрадовался Герасимович.

— Вот это молодцы! — забираясь в вагон, воскликнул Соловей, стал швырять на платформу связанные по нескольку пар ботинки и сапоги. Они пахли дегтем и кожей, поскрипывали и с грохотом падали на настил.

Мулявка вытащил из угла три больших свертка, обшарил пол, не осталось ли чего.

— Ну, все. Хорошо, что успели.

Только они выскочили из вагона, паровоз пронзительно свистнул, окутался клубами пара, и поезд медленно покатился по припорошенным снегом рельсам.

— Я побегу за подводой, — сказал Мулявка, — а вы здесь караульте. — И, перепрыгивая через пути, исчез в замети.

Караулить на платформе остались втроем.

— Рассказывай, как это вам удалось? — не терпелось Соловью узнать обо всем.

— Приехали мы в Москву утром. Город засыпан снегом. Глядь, как на наше счастье, извозчик стоит; подошли, думаем, враз доскачем. А он ни в какую: конь, говорит, отощал, и троих не потянет. Отправились пешком.

— Да я разве у тебя про клячу извозчичью спрашивал? Ты мне скажи, Ленина видели? — не выдержал Соловей.

— Видели, видели, товарищ командир, — успокоил Лукашевич. — А Степка другим манером и рассказывать не умеет.

— Ежели такой умник, сам рассказывай, — насупился Герасимович.

— Пришли это мы, значит, до Кремля, — начал Лукашевич, — часовой стоит, документы проверяет. Показываем свои мандаты. Глядел, глядел, потом дернул за какую-то проволоку. Ждем. Приходит разводящий. Товарищ

239