«Врачеватель 2. Трагедия абсурда»

- Всецело, Фаддей Авдеич, согласна с вашими суждениями по этой воистину злободневной теме, - словно профессор на лекции, многозначительно произнесла Эльвира Тарасовна. - Могу пояснить почему. Многоуважаемый Гаргантюа Пантагрюэлевич, - своим пышным, перманентно вздымающимся бюстом она повернулась к селянину, который каждый раз вздрагивал, когда произносили его имя-отчество, - прежде всего, дорогой, к этому факту вашей биографии вы наконец-таки должны научиться относиться исключительно философски. Каждый из нас в этой жизни отрабатывает собственную карму. Правда, как правило, за грехи своих предков. Что поделаешь? C'est la Vie. И вы, Гаргантюа Пантагрюэлевич, как я полагаю, еще должны быть благодарны мирозданию, что не родились с двумя носами или одноногим. Или таковым не стали при жизни.

- Ах, дорогая Эльвира Тарасовна, - с печальными нотками в голосе ответил «аграрий». - Я темный человек и слабо разбираюсь в кармах, потому как был воспитан на марксизмах, коммунизмах, атеизмах, материализмах и прочей дребедени, но по мне так лучше на костылях всю жизнь скакать, чем постоянно ощущать себя выходцем из гоголевской шинели. - Бросив мимолетный взгляд в сторону наших окаменевших под действием застывшего раствора изваяний, добавил: - О, вижу новые лица. У вас гости, Фаддей Авдеич. Что ж, замечательно. Хотя, как известно, гости - это не всегда ко двору. Добрый вам вечер, товарищи, - при этом первый посетитель якитории весьма любезно поздоровался с нами, обременив себя еле заметной улыбкой.

Смогли мы тогда хотя бы кивком головы ответить ему на приветствие - точно сказать не берусь. Скорее всего, никоим образом: столь велика была степень теперь уже нашего вселенского удивления от происходящего с нами и на наших глазах. Впрочем, мне-то не привыкать. За последнее время только и делаю, что удивляюсь. Карма, дорогой читатель, не иначе. Однако все же лучше, чем с двумя носами.

Никак не реагируя на наши одеревенелые физиономии и, вероятно, просто не замечая подобных мелочей, маленький, лысоватый, плохо видящий человек вплотную подошел к столу и, оперевшись о него негрозными маленькими кулачками, заговорил почему-то именно с нами, но так, что создавалось впечатление, будто Гаргантюа Пантагрюэлевич знаком как с Людмилой Георгиевной, так и со мной по меньшей мере лет двадцать.

«Врачеватель 2. Трагедия абсурда»