Вдоволь насмеявшись, Фаддей Авдеич затем перевел свой взгляд на меня и, понятное дело, в мгновение ока снова посуровел:

- А вот вам, товарищ Грибничок, должно быть очень стыдно! Ведь вроде с виду пожилой серьезный человек, а так себя ведете. Неужели вы не понимаете, что одно ваше присутствие - кощунство над нашим вселенского масштаба горем! Горем, что неотвратимо постигло нас всех. Рожденный гениальным пером Тита Индустриевича Семипахова Нефред Эрнандыч Казуистов безвременно почил тому три дня назад, заставив нас скорбеть о нем и проливать реки горьких слез!.. А?.. Что ты сказала, свет мой Эльвирушка?.. Ну, да. И хорошо. Пускай не три, а всего лишь только два дня назад, но горя-то от этого не стало меньше. Так как же вам не стыдно, товарищ Грибничок! Да и вообще, чего вы до сих пор здесь делаете? Пока не поздно, бегите-ка вы лучше за вашей неуемной дамочкой. Будет куда полезнее. Эту хитрую бестию я бы лично на секунду не оставил. Ведь любого вокруг пальца способна обвести…

Я почувствовал, как моя и без того не самая квадратная башка теперь пошла большим туманным кругом. Мне вдруг привиделось, что я сижу за столом японо-русской избы-якитории, а ко мне в цветастом сарафане, словно лебедь белая, подплывает солисткой ансамбля «Березка» пышногрудая Эльвира свет-Тарасовна с подносом расписным в руках, и на нем березовый стопарь, до краев наполненный отменным первачом. А ее губы, наполненные соком страсти, елейно шепчут мне:

- Ах, Грибничок, ты «соточку» на грудь прими. Пойми, дружок, in samogono Veritas! Все остальное в этом мире тленно.

Видимо, поэтому весьма расплывчато стали мне видеться скорбные лица селян, убитых страшным, вселенского масштаба горем, а явление Фаддей Авдеича на крыльцо, наверное, и стало тем последним недостающим штрихом в богатой красками панораме происходящих со мною событий… Не знаю, но этого вполне хватило, чтобы мне уж окончательно и бесповоротно прийти, как показалось тогда, к единственно правильному и наиболее разумному решению: сойти с ума и воспринять тем самым этот мир в иной, и далеко не худшей, плоскости, чтобы уж больше ни о ком не думать и не печалиться теперь уж больше ни о чем.

К счастью, я несовершенен и к подобного рода переменам пока не готов. Да, друзья, пусть мои мозги и не самое драгоценное, что мне досталось от матушки-природы, но они, во всяком случае, еще способны на дифференциацию. То бишь способны понимать, что разница между наливным танкером и монгольским языком худо-бедно, но имеется. А посему, допуская, что дурак, буду стоять до конца. Скажу вам больше: возможно даже, что отныне это и есть мое новое кредо!.. Господи, о чем я?