Ирина была такая же, как и в школе, - толстая, курносая, недалекая, но добрая, только старая, А ей столько же, сколько и Лиле.

- Как живешь?

- Спасибо, живу.

В вагоне они сидели друг против друга. Громыхая и звеня, трамвай несся по проложенным в степи рельсам, задерживаясь на редких остановках, похожих на полустанки, с невысокими деревянными платформами и одиноким фонарем посередине. Узкие деревянные тротуары, переброшенные через шоссе, соединяли платформы с воротами заводов, номера или названия которых кондукторша объявляла монотонным голосом: «двадцать четвертый», «восемнадцатый», «Корд», «Калинина», «ТЭЦ», «насосная», «регенераторный»… И только когда трамвай стал приближаться к городу, она объявила первую улицу - «Овражная».

- Про комиссию знаешь? - спросила Лиля.

- Какую комиссию?

- Насчет твоего отца. Выясняют.

- А чего выяснять, нечего выяснять.

- Довели его, говорят, Миронов довел, знаешь Миронова?

- Глупости все это.

- А ты не слышала?

- Не слышала.

Странное дело: Лиля верила ей. Не хотела верить, а верила. Она не дружила с ней после школы. Встретятся на улице или в проходной, кивнут друг другу, перекинутся словом - вот и все. И все же Лиля верила ей.

- Где твоя мама?

- В Пензу уехала, сестры там у нее.

- Одна живешь?

- Одна.

- Заехать к тебе, что ли, на минуточку, давно в этих местах не была.

- Чего же, буду рада.