- Товарищ Сталин, - сказал Чкалов, - разрешите обратиться?!

- Пожалуйста.

- Позвольте чокнуться с вами и выпить за ваше здоровье?

- Ну что ж, можно и выпить.

Сталин налил в бокал вина, чокнулся с летчиками, все выпили.

Сталин поставил бокал на стол.

- Еще будут какие-нибудь просьбы?

- Товарищ Сталин, - Чкалов смело глядел ему в глаза. - От имени всего летного состава… Сейчас будет выступать Леонид Утесов… От имени всего летного состава… Просим… Разрешите Утесову спеть «С Одесского тоичмана».

- Что за песня? - спросил Сталин, хотя знал эту песню. Ее дома напевал Васька, и ОН был недоволен: сын поет воровские песни.

- Замечательная песня, товарищ Сталин. Слова, товарищ Сталин, может быть, и тюремные, блатные, но мелодия боевая, товарищ Сталин, строевая мелодия.

- Хорошо, - согласился Сталин, - пусть споет, послушаем.

В артистической комнате, где толпились, ожидая своего выхода, артисты (те, кто уже выступил, сидели в соседнем зале за специально накрытыми для них столами), появился военный с тремя ромбами на петличках гимнастерки, отозвал в сторону Утесова, строго спросил:

- Что собираетесь петь, товарищ Утесов?

Утесов назвал репертуар.

- Споете «С Одесского кичмана», - приказал военный.

- Нет, нет, - испугался Утесов, - мне запретили ее петь.

- Кто запретил?

- Товарищ Млечин. Начальник реперткома.

- Положил я на вашего реперткома. Будете петь «С Одесского кичмана».

- Но товарищ Млечин…

Военный выпучил на него глаза:

- Вам ясно сказано, гражданин Вайсбейн?! - И злобным шепотом добавил: - Указание товарища Сталина.

И первым номером Леонид Утесов под аккомпанемент своего теа-джаза спел «С Одесского кичмана»…

С Одесского кичмана бежали два уркана,

бежали два уркана да на во-олю…

В Абнярской малине они остановились,

они остановились отдыхнуть.