У нас в редакции ненормированный рабочий день. Мы можем уйти с работы и в три часа, но можем просидеть в аппаратной на Пятницкой и до десяти вечера, делая пластинку. Однако есть одно жесткое правило: в половине десятого явись на летучку во что бы то ни стало!

Отпрашиваюсь. Через день в половине девятого я у Анюты. Идем в домоуправление. Слава богу, у домоуправа никого нет. Заходим. Я говорю:

- Моя бабушка живет на Троицкой улице в доме номер один. Ее соседка делает ремонт, и моей бабушке кажется, что при ремонте соседка урезала от ее комнаты пятнадцать сантиметров.

Домоуправ молчит, глаза грустные, спрашивает:

- Скажите, вы тоже сумасшедшая?

На этом мы выкатываемся из его конторы. То, что домоуправ в переносном смысле отхлестал меня по щекам, мою бабку не волнует. Ей важно, что я ее защитила.

Толя смеется.

- А может, ты, и вправду, сумасшедшая? Чего ты ко мне прилепилась, никак не отвяжешься?..

- Это я к тебе прилепилась? Я?!

- Нет, я к тебе прилепился, ты это хочешь сказать?!

- Вот именно…

- Ничего более смешного в своей жизни я не слышал…

- А эта история, разве она не смешит тебя еще больше?

На следующий день мы покидаем Игнатьевское. Перетаскиваем все наши вещи в машину, я сажусь рядом с Толей, пристегиваюсь ремнем. Он держит свою руку на моей коленке, но не поворачивает ключ зажигания.

- Вот что я тебе скажу, миленькая моя, - говорит, - сейчас 77-й год. В конце мая будущего года мой Алеша кончает школу. Я его довел до этого момента, и теперь я свободен. В конце мая я подаю на развод. Я буду разведен, а там ты уже сама решай свою судьбу: уйдешь ко мне или останешься с Винокуровым… В этом случае у меня к тебе никаких претензий не будет - я тебя любил, и я тебя люблю. У тебя на раздумья восемь месяцев… Едем?..

- Поцелуемся сначала, - говорю я.