«Счастлива ты, Таня!»

- Наконец-то, - говорил он, - у меня появилась семья… Кира берет трубку.

- Кирка, это я, здравствуй. Отпросись с работы на первое и второе декабря, свадьба у нас будет второго. Скажи, «Тяжелый песок» подарим. С надписью, скажи! У плиты встанет Сухаревич, а мы с тобой будем на подхвате. Я одна не справлюсь.

- Сколько будет народу?

- Думаю, человек тридцать, тридцать пять. Из Москвы - ты с Володей, Леночка Николаевская, Мирель, Витя Цигаль, Галя Евтушенко, Майя Луговская, Евгения Самойловна, Алеша Симонов, Борщаговские, Елка, Толины друзья Лифшицы, их двое, Люся Кренкель - она наш свидетель, Толина двоюродная сестра Эмма с мужем, еще Кашафутдинов из Обнинска приедет, наверное, останется ночевать, ну и все свои из Переделкино. Вспомнила, еще Разгоны, они как раз сейчас в Доме творчества…

- Где ты возьмешь столько посуды? - ужасается Кира, она знает, что у нас всего несколько тарелок: не успели наладить хозяйство.

- Толя договорился с официантками из Дома творчества, заплатит им, они привезут все необходимое, утром все заберут.

Второе декабря. Мы подъехали к ЗАГСу пораньше, впереди нас несколько пар. Заведующая в нарядном длинном платье сверкнула на нас глазами, но здороваться при всех не стала, видимо, не хотела выделять нас из остальных.

Люси все нет. Уже без пяти двенадцать, мы начинаем нервничать. Двенадцать. Десять минут первого - все нет. В пятнадцать минут первого появляется. Щеки пылают, в руках горшки с красными гиацинтами. Перенервничала. Не могла поймать такси - холодно на улице, все машины заняты. Толя ее успокаивает:

- Даже если бы вы пришли к закрытию ЗАГСа, мы бы все равно вас ждали до конца. Не волнуйтесь, Люся, все в порядке.

И в Переделкино - тревога. Почти полтретьего, а мы куда-то исчезли. Гости должны нагрянуть к семи часам, времени всего ничего. Вася ворчит, нагревает духовку, ставит туда противень с поросенком, обмазанным сметаной. Услышав, что Кира открывает дверь, встречает нас поцелуями и слезами.

- Что-то больно сентиментальным ты стал, мой друг, раньше такого за тобой не водилось, - говорит Толя.

Вася за словом в карман не лезет:

- Это я жалею бедную девочку - в чьи руки она попала! Бедная крошка, бедная крошка!

Наконец все в сборе. Садимся за стол.

- Горько! - кричат нам. - Горько!

Встаем со своих стульев, целуемся. Тамада - Сухаревич. Тосты его искрометны. Кроме того, у него есть несколько замечательных историй, я их слышала раза три, Толя - наверное, сто три. Но вот Вася выбирает себе жертву, глядит на нее, как будто даже движется к ней, и все лица тут же поворачиваются в ту сторону, а человек понемножечку вжимается в стул. И не важно, что все было придумано когда-то давно, слушается как экспромт, и гости буквально валятся на пол от смеха.

117

Система Orphus

«Счастлива ты, Таня!»