Анатолий Рыбаков «Роман-воспоминание»

Атаров прошел к Симонову, вскоре вернулся: Симонов на том заседании Совета Министров не был, был Сурков.

Возвратился я в Союз писателей, размышляя по дороге об аппаратной умелости Воронкова: на то, что дело в премии, намекнул туманно, но называть имя своего начальника Суркова не стал. Если Сурков у меня спросит: «Кто тебе сказал, что я был на заседании?», я отвечу: «Симонов».

Прихожу к Суркову.

- Алеша, что произошло на заседании Совмина?

- Ничего не произошло.

- Скажи правду, я знаю: что-то случилось.

- Знаешь, зачем спрашиваешь?

- Хочу услышать подробности.

- О заседаниях Совета Министров публикуют газеты. Большего не могу тебе сказать и не скажу. - Он встал, понизил голос: - Ты куда сейчас?

Не хочет говорить в кабинете… Прослушивается.

- На Арбатскую площадь, к метро.

- Будь здоров!

Я медленно пошел по улице Воровского. Вскоре Сурков меня нагнал.

- Вот что, Толя… Мы живем в строгое время, - начал он своим ярославским говорком, - а ты, когда вступал в Союз писателей и заполнял анкету, скрыл свое прошлое.

- Что же я скрыл?

- Тебя исключали из партии и судили за контрреволюцию.

- От кого такие сведения?

- Неважно от кого. Важен сам факт!

- Вот что я тебе скажу, Алеша. Я никогда не состоял в партии, и потому меня не могли из нее исключать. Что же касается судимости, то действительно в тридцать третьем году меня, тогда еще студента, комсомольца, выслали из Москвы на три года. Но на фронте, за отличие в боях с немецко-фашистскими захватчиками, с меня Военный трибунал судимость снял, я имею право писать о себе - не судим. Что я на законном основании и написал в анкете. И тот, кто докладывал на Совете Министров…

Он оборвал меня:

- Ты не знаешь, кто и что докладывал. И не должен знать, запомни! Можешь представить решение трибунала о снятии судимости?

- Хоть завтра.

- Приноси.