При этом ни тени хваленой еврейской взаимовыручки в нем не наблюдалось; он непрерывно воевал с собственными же соплеменниками – Гусинским, Немцовым, Чубайсом, Фридманом, Авеном. За всю свою жизнь Борис Абрамович не потратил ни копейки на синагоги и еврей-скую благотворительность; этим, кстати, отличалось большинство других иудеев-миллионщиков, за исключением разве что Абрамовича и Гусинского. (Невзлин, например, даром что был уже миллиардером, ежемесячно щедрой рукой отсылал в синагогу аж… по 500 долларов. Широта неслыханная!)

«Сам я себя идентифицирую скорее космополитично, – интересничал Березовский перед журналистами. – Мне не удалось выработать стойкого инстинкта национальной принадлежности». Из одного интервью в другое кочевало придуманное им самоопределение: «Я – русский еврей».

На самом деле Борис Абрамович не был и ни евреем, и ни русским. Он – типичный продукт советской системы, представитель общности, окрещенной в эпоху развитого социализма «советским народом».

«Кто ты на самом деле по генетике – это твой личный вопрос, – так излагал он свою концепцию национального самоопределения. – Я еврей, я считаю, что я еврей. Я считаю, что я татарин – я татарин. Я считаю, что я русский – я русский».

Возможно, Березовскому было и невдомек, что он почти дословно повторяет один популярный некогда детский стишок:

Попадая в любую среду, Березовский моментально пытался стать в ней своим, менял окраску, подобно хамелеону; умение разговаривать с людьми на понятном им языке отличало его еще с юности.

(Верхом его космополитской пластичности стало заявление, сделанное в разгар думских выборов 1999 года: баллотируясь в депутаты от Карачаево-Черкессии, Березовский во всеуслышание объявил, что построит здесь новую мечеть: «Это мой христианский долг!»

Не знаю уж – смеяться после этого или плакать…)

295