- Вот черт меня дернул поехать по Садовому, - сокрушался Григорий, - как минимум час здесь проторчим.

- Не переживай, Гриша, время есть. Господи! Ты только посмотри! Как он сюда попал? - Пал Палыч протянул руку к лобовому стеклу «Геленвагена».

Между опорных колонн, разделявших посередине тоннель по всей длине, на бордюрном возвышении, служившем фундаментом тем же колоннам, на ветхом раскладном стульчике сидел седовласый мужчина лет шестидесяти и самозабвенно давил на клавиши своего баяна. Он добродушно улыбался решеткам радиаторов, фарам и капотам стоявших в пробке автомобилей. Судя по отсутствующей шляпе или коробочке для денег, он не просил за свое творчество награды у «запорожцев», «крайслеров» и «мерседесов», просто он весело и безвозмездно дарил каждому бамперу частичку своей души:

«Малиновый звон на заре,

Скажи моей милой земле…»

Пел он трогательным, слегка дрожащим голосом, не всегда правильно нажимая на нужную клавишу, -

«Что я в нее с детства влюблен,

Как в этот малиновый звон…»

- Гриш, дай взаймы рублей двести.

- Палыч, ты опять за свое. Скажи еще - до получки. Я им сам всегда все раздаю, хоть и знаю, что мафия. Но этот, похоже, не из них. Какой-то не от мира сего. Пойду отдам, - он достал из портмоне две купюры и, поставив машину на паркинг, хотел уже открыть свою дверь, но Пал Палыч его остановил.

- Не, Гриш, дай мне. Я сам.

«Малиновый звон на заре…»