Юрий Нагибин   «Над пропастью во лжи»

— Вы хоть выслушайте меня до конца, — огорченно произнес заведующий отделом. — Я сказал «рассказ», но это должна быть документальная новелла, основанная на реальных фактах, с подлинными фамилиями. Вы меня поняли?

— Да, — все так же бездумно подтвердил я.

— Вы поняли, что должны сесть в поезд и ехать до тех пор, пока у вас не возникнет новеллистический сюжет? Тогда вы сойдете на ближайшей станции и с первым же поездом вернетесь назад. Материал должен быть в ближайшем номере, то есть во вторник. Вы — новеллист, поэтому мы и обращаемся к вам.

— А я успею?

— Выборы в поезде начнутся в двенадцать ночи. Продлятся они минут тридцать-сорок, положите еще час на взволнованные разговоры. Ну, а потом люди лягут спать. Значит, к этому времени вы должны держать новеллу за хвост. К вечеру в воскресенье вы будете дома, в понедельник сдаете рассказ. Справитесь?

— Конечно, — сказал я, на этот раз с полной ответственностью. У меня уже возник сюжет.

— Я был уверен, что вы согласитесь, — сказал он добрым голосом. Сейчас вы получите командировку и билет в спальном жестком вагоне до Перми, мы брали с запасом, выборы начнутся гораздо раньше.

— А кого там выбирают? — машинально спросил я.

Он наклонил голову с довольным видом, словно только сейчас поверил, что я отношусь к заданию всерьез. А я подумал, что для моего сюжета не так уж важно, за кого проголосуют поездные пассажиры, важно, что они голосуют за дело Сталина.

Тут мне принесли командировочное предписание и билет, вернее, кучу всевозможных бумажек, составляющих в своей совокупности проездной билет: посадочную, купейную, скоростную, плацкартную, постельную. Среди них я обнаружил милый старый картонный прямоугольничек с дыркой посередке, оказавшийся самым незнатным в этом ворохе — перонным билетом. Мне впервые стало немного не по себе: бумажонки были слишком вещественны для нашего бредового разговора.