«Звёздные трагедии»

Через день, уже зная об исключении, я пришел к Галичу вместе с Авениром Заком. Жена Галича выглядела больной, возбужденной. Она обрадовалась нашему приходу, сказала: «Как хорошо, что вы пришли, Саше это так нужно, так нужно!» Галич - вид у него был совершенно больной - сидел за столом. Он не писал, не читал, просто сидел задумавшись. Мы заговорили о заседании секретариата. Меня интересовало поведение Арбузова. Волновало оно и Галича. Арбузову когда-то мы посвятили свою пьесу…

В сущности, пришел бы Арбузов на секретариат или не пришел, голосовал бы за исключение или нет, ничто не остановило бы заранее предрешенного. С той только разницей, что и Арбузову пришлось бы несладко, если бы он выступил против приказа, отданного свыше. Однако пришел. Даже выступил с осуждением своего бывшего ученика… Арбузов обвинил Галича в присвоении чужой биографии - биографии человека, воевавшего и прошедшего лагеря. Не мог же он не понимать, что лирический герой песни, когда употребляется местоимение «я», не может и не должен отождествляться с автором. Это авторская боль, боль человека за других.

Это особенно оскорбило Галича. О последствиях мы не говорили - они были понятны без слов.

Арбузов не любил песен Галича, не любил активно. Они были ему неприятны, неприемлемы эстетически. Когда в 1966 году у меня на квартире в присутствии бывших студийцев Галич пел, Арбузов вышел из комнаты, не желая его слушать. И осуждая Галича на секретариате, он не кривил душой - он так думал…

Впрочем, как я теперь понимаю, Арбузов, безусловно, тяжело переживал эту историю. Понимаю потому, что в течение многих лет, когда, по существу, прекратил с ним всякие отношения, он по-прежнему был приветлив, хотя знал причину моего отчуждения. Понимаю по той радости, которую я почувствовал, когда, уже тяжело больному, впервые позвонил ему.

405

страницы книги