Вячеслав Бондаренко «Ликвидация»

- Где?

- В пятой квартире, - прошептал пацан, теребя птичьи перья.

Якименко усмехнулся, отчего русые усы над верхней губой приподнялись: мол, не об этом.

- Где губу-то порвал?

- Та было, - беззаботно отмахнулся Рваный.

- Ладно, вали, - кивнул капитан, опуская пистолет и оглядываясь на подчиненных.

Рваный, облегченно вздохнув, полез по ветхой лестнице на крышу голубятни. Голубь волновался у него в руках.

Немолодой старшина, возглавлявший сгрудившихся у дверей пятой квартиры милиционеров, нетерпеливо взглянул на начальника. «Ломать, что ли?» - говорил этот взгляд.

Прежде чем отдать приказ, Леха Якименко зачем-то посмотрел на пацана с голубем. Тот был уже на крыше голубятни, внимательно и нежно рассматривал своего пернатого друга, словно собирался отпустить его насовсем. Красавец голубь у парня, это верно. Леха вспомнил собственное детство, свою голубятню - она была кривобокой, слегка осевшей в землю, - и улыбнулся углом рта.

Между тем Рваный, легко и сильно взмахнув рукой, подбросил голубя в ночное небо. Птица, трепеща крыльями, взмыла над Одессой. А пацан, провожая ее взглядом, внезапно прорвался оглушительной трелью. От мастерского свиста заложило уши.

- Атас, Сема! Мусора!..

Сказать, что Якименко не был готов к такому обороту событий, было бы неправдой. Он ведь и сам, когда был дворовым пацаном, завидя ментов, прыгал с крыш в соседние дворы.

- Ломай! - бросил он старшине сквозь зубы, а сам, перевалившись через перила галерейки, бросился, на улицу…

На углу дома, где жил Сенька Шалый, скучал Тишак, молодой, неопытный оперативник. Скучал и в душе костерил капитана Якименко за то, что тот доверил ему такой непримечательный, тыловой, можно сказать, участок боевых действий…