Вячеслав Бондаренко «Ликвидация»

- Вы бы потише ругались, орлы, - дружелюбно обратился к ним старый вор. - И слюни заодно подберите.

- Мы ж не ругаемся, дядя Ешта, - наморщив нос, обиженно возразил белобрысый пацан в ушитой солдатской гимнастерке. - У нас тута… собрание. Обсуждаем дисциплину в классе. - И он заржал, видимо довольный собственной удачной шуткой.

- Ага, - поддержал приятеля другой. - У нас сегодня Волобуев карбид в чернильницу уронил. И там эта… реакция пошла, чернила все в пузырях, писать невозможно. Так химичка говорит: всему классу двойка по поведению.

Пока не извинимся. Будто ж он нарочно. Не, вы прикидываете, шо творится?..

Дядя Ешта помолчал. Глядя на него, пацаны тоже притихли.

- Завтра же извинитесь - это раз, - неторопливо, произнес старый вор. - Волобуеву своему скажите, что в следующий раз карбид, если шо, ему в чай упадет - это два… А три - то, шо Давид Маркович лег-таки отдохнуть в кои-то веки. А потому или вы дальше молчите, как молчит бычок, когда его жарят, или бежите отсюда, как бежали румыны до Бухареста…

- Понятно, дядя Ешта, - прошептал белобрысый пацан, опасливо взглянув на окна Гоцмана.

***

У дверей хлебного магазина с большим фанерным листом вместо витрины переминалась с ноги на ногу очередь. Мягкий морской ветерок перебирал зажатые в кулаках края величайшей ценности послевоенного времени - продуктовых карточек. Триста граммов тяжелого, плохо пропеченного хлеба по пайковым ценам - ради этого, ей-ей, стоило отстоять на жаре несколько часов. Главное, войны нет, а трудности с продовольствием обязательно исчезнут, и, судя по обещаниям партии и правительства, очень скоро. Об этом сообщал красочный плакат на облупленной стене хлебного: в следующем, 1947 году производство мясо-молочной продукции возрастет на 30 процентов, хлебобулочных изделий - на 50, яиц - на 35 и так далее…