Вячеслав Бондаренко «Ликвидация»

- Ты не в тылу у немцев, парень… Зря ты так. Думаешь, мы враги какие?.. Мы с Лешей, - он кивнул на Якименко, - три года не ленились грудь немцам подставлять. Он здесь недалеко, на Конной, угол Пастера, возле театра, последний свой осколок подхватил. А я - в ноябре сорок третьего, в Киеве… А ты ведешь себя, будто в гестапо попал… За шо хоть именной пистолет дали?

Неподвижное лицо Русначенко чуть дрогнуло, самую малость, но тут же вновь сделалось непроницаемым.

- У меня контузия, - ровным, монотонным голосом произнес он. - Стрелять начал от помутившегося сознания. Сопротивление оказывал по той же причине.

- Зря ты так, - со вздохом повторил Гоцман и оглянулся на Якименко: - Леша, сорганизуй нам чаю.

***

Небольшой трехэтажный дом на Балковской улице ничем не выделялся из ряда своих соседей-близнецов, выстроенных в конце девятнадцатого века каким-нибудь одесским негоциантом и сдававшихся затем то ли под дом свиданий, то ли под дешевые меблированные комнаты. Заржавленные решетки перил, чахлые от жары шелковицы в крошечном дворике, выщербленный тысячами подошв тротуар перед подъездом. Как и везде, здесь, видимо, жили люди, с трудом одолевавшие тяготы послевоенного быта, но изо всех сил надеявшиеся на светлое будущее, которое уж теперь, после разгрома-то фашистов, точно не за горами.

На третьем, последнем этаже майор Довжик по очереди постоял перед всеми тремя дверьми, выходящими на лестничную клетку, прислушался, перегнулся через перила и посмотрел вниз. Извлек из кармана большую связку отмычек и, быстро перебрав их в ладони, вставил в замок одной из дверей длинный ключ с затейливо изогнутой бородкой. Раздался тихий щелчок, и дверь бесшумно распахнулась. Из длинного коммунального коридора пахнуло духотой, настоянной на пыли и слабом запахе сладких женских духов.