Вячеслав Бондаренко «Ликвидация»

Наконец щелкнула взведенная затворная рама. И напряженную тишину разорвал такой же злой, напряженный голос Гоцмана:

- Теперь слушайте сюда и вбейте себе в мозг… Беспределу - ша! Погромы прекратить! На улицах должно быть тихо, как ночью в бане! Все вы вежливые, аж до поносу…

Писка, полуобернувшись к Гоцману, попытался вставить что-то остроумное. И тут же вжал голову в плечи - длинная пулеметная очередь прошла над самыми головами авторитетов. Кирпичная крошка и пыль полетели им на головы. В небе носились, испуганно крича, взбудораженные стрельбой птицы.

- Кто-то не понял? - угрожающе продолжал Гоцман. - Кто-то забыл, как кончил Миша Японец? Так я напомню - он кончил прямо на сырую землю и прямо кровью! Имеете хочу для повторить?.. Тогда два шага в сторону, шобы не забрызгать остальных…

Строй арестованных молчал. Кое-кто затравленно оглянулся через плечо.

- Оружие, шо взяли на складах, - вернуть… - Гоцман спрыгнул из кузова на землю. - И помните - еще полшага, и вы нарветесь на повальный террор. И у стенки мне тогда стоять вместе с вами. - Он приблизился к ворам вплотную. - Так шо грызть буду всерьез. Ну шо? Договорились?..

- А шо договариваться? - пожал плечами Писка. - Вы ж сейчас отпустите, а потом обратно пересажаете…

- Пересажаю, - не стал спорить Гоцман. - Но по закону. Так шо имеете сказать?

От стены отвернулся дядя Ешта. Внимательными, умными глазами взглянул в глаза соседа.

- По закону можно, Давид. Я согласен.

И это слово - «согласен» - полетело над строем испуганных людей, стоявших у стены, над строем солдат с автоматами, над ничего не понимавшими румынами, застывшими на пустыре с лопатами в руках, над птицами, кружившими в высоком небе города Одессы…