Вячеслав Бондаренко «Ликвидация»

- Та ниче… - Рома крепко зевнул и, несколько раз пнув мешок кулаком, опустил на него голову, как на подушку.

- Как немцев пережили?

- Та ниче…

- Не воевал?

- Мона ж с Ариком ушли на войну, - пробормотал уже в полусне Рома, - а я остался.

- Живы? Мона с Ариком?

- Не… - всхрапнул Рома. - Убили… одного под Варшавой, второго под этим… под Данцигом…

Гоцман продолжал разглядывать себя в зеркало, Максименко знал, как бить, но все же недоработал - лицо скоро заживет. Только вот нос… Давид увлекся критическим созерцанием своего носа и едва не пропустил знакомый женский голос, прозвучавший на фоне перебранки соседей тихо, но внятно:

- Извините, пожалуйста, Давид Маркович здесь живет?..

«Нора!..» Он бестолково метнулся к окну, схватился за гимнастерку и скрипнул зубами от досады - от неподсохшей раны на нагрудном кармане расплылось темное пятно. Пиджак?.. Рома в углу зашевелился, приподнял голову с мешка, он нетерпеливо махнул ему - лежи. Черт, не может же Нора увидеть его полуголым, да еще побитым… А тетя Песя уже стучала в дверь:

- Давид Маркович! К вам тут…

Во дворе зашумел мотор, раздался скрип тормозов.

- Давид Маркович вернулся? - расслышал Гоцман озабоченный голос Кречетова.

- Вернулся, но не открывает как-то, - сообщила тетя Песя.

- Как - не открывает?..

Прежде чем Кречетов рывком распахнул дверь в его комнату, Гоцман успел рухнуть на кровать и накрыться с головой одеялом.

- Дава? - растерянно спросил Кречетов, трогая его за плечо. - Ты чего?