Вячеслав Бондаренко «Ликвидация»

Эммик, похоже, выполнил сразу обе эти просьбы. Сковородка звучно навернулась на доски и, немного позвенев, утихла. Циля мощными ударами тряпки загасила пламя и, распрямившись, с укором уставилась на мужа.

- Я таки только на секунду отошел, - виновато шмыгнул носом Эммик и, нагнувшись, подобрал с полу крупного толстолобика, которого вернее всего было бы обозвать «полужаренным». - Кудой его?..

Не дождавшись от супруги внятного ответа, он со вздохом положил рыбу на сковородку.

- Ай-ай-ай, какой же ж красавчик, - донесся из комнаты Гоцмана умиленный голос тети Песи. - Ну вылитый нарком, то есть я хотела сказать министр!.. Ну просто оторви и брось, какой красавчик… Пиджак просто ж на вас родился. Вы ж только не смотритесь на себя в зеркало, вы ж там ослепнете…

- Ну как? - Гоцман смущенно повернулся к Эммику во всем своем великолепии.

Против ожидания особенного восторга Эммик не выразил:

- Не-ет, Давид Маркович, так вы женщину не обольстите…- Он, важно выпятив нижнюю губу, окинул соседа взглядом опытного портного и, пристроив сковороду с рыбиной на раковину умывальника, заспешил к себе. - Я сейчас.

Через минуту он возник на пороге с галстуком в руках. Галстук имел явное ленд-лизовское происхождение - таких ярких расцветок советская легкая промышленность еще не знала и не желала знать, по идеологическим соображениям. Это был цвет перезрелого апельсина, который к тому же уронили в ведро с оранжевой краской…

- Мама, отойдите… - Эммик накинул галстук на воротник Гоцмана и решительно пресек попытки ему помешать: - Давид Маркович, стойте смирно… А вы, мама, отойдите, я сказал, вы мне загораживаете…

Гоцман смущенно косился на Эммика, сооружающего у него на груди замысловатый узел.